Как-то странно.
Годзилла
Пересекая пограничные пространства, поезда вырываются из-под земли и стремительно несут мимо анонимную жизнь, которой начинены высокие жилые дома на окраинах, офисы и светлые супермаркеты. Стрелы дня завтрашнего, гладкие, как обсосанные леденцы, и тихие, как слабый ветер. Она смотрела через огромное стекло, как прохладный ветер с горы Фуджи прибывает по часам. Он рылся в своих вещах, деловито и бессмысленно, чтобы только не поднимать глаз и не пришлось бы разговаривать. Они жили в одном номере, а четыре чувака из группы - еще в двух двухместных люксах, на том же этаже. Пять белых мышат - и она, с ноутбуком и записными книжками в чемоданах, а вокруг стекло. Да, да… - она прижала трубку отельного телефона к губам. – Всё время работаем. Не знаю, как у меня получится закончить вовремя…
Огромные стекла закрыты матовыми экранами и шторами, хотя давно наступил день, номер тонет во мраке. Они валяются в отрубе на отельных кроватях, он спит с открытым ртом, тихо шумит кондиционер, и так проходит час за часом. Пишу и пишу. Даже нет времени ногти накрасить…
12-часовой перелет. Огромная разница во времени. Они выбирались из отеля только ночью, влажный воздух светится от вывесок, высокие симпатичные европейцы, которые работают в барах, пластмассовые киски с большими черными глазами-бусинами. Ветер с океана. Они не могли видеть, как ранним утром на рынок привозят замороженные туши тунца с ровно отпиленными головами и пустым полупрозрачным позвоночником, маленький клавесин творения, и даже запаха рыбы не улавливали в воздухе. На Бали, например, местные жители никогда не едят рыбу. Считают, что в ней живут злые духи, обитающие в океане. Они не знали. Хотя то, что в тунце накапливаются тяжелые металлы – широко известный факт.
В студии она сидела, записывая что-то в блокноте, по ту сторону стекла, пока они играли. В стене ванной отеля был вмонтирован круг из матового стекла, прозрачный по краю, и он смотрел, как вода течет и стекает в стоки, по её волосам и по шее за ухом. Рассвет наступал медленно. Специальные машины на полтора метра заполняли улицу белоснежной пеной, а потом аккуратно собирали её. Белые конверсы в Токио всегда оставались белыми, и она бы так и не узнала, почему, если бы не сидела на подоконнике, закапывая в выпученные глаза капли, и не могла уснуть.
Его неожиданно взяли гитаристом в известную группу, и через три месяца вы в самом дорогом городе мира, записываете небольшую пластинку, играете в клубах, и с тобой в комнате спит музыкальный журналист. Электроорганы мигают в витринах. Светлые ресницы, глаза цвета воды в море, рыжие волосы. Индивидуальное караоке, радостный вой в четырех стенах.
Ночью они сидели в стеклянных заведениях, ели стеклянную лапшу с тофу – все бесцветное, безвкусное, нейтральное, чистое и классное, хочется еще и еще, запивая японским виски и молочными коктейлями. У меня в 18 лет была белая шуба, как у группиз, из драного искусственного меха…
Мою жизнь изменило видение пинбольного автомата. Я шаталась с друзьями в косухах по восточному Берлину, и мы пили такое крутое немецкое пойло – недорогое низкоградусное пиво с киршем, вишневое на вкус. И мы зашли в бар, там сидели только человек шесть красивых девушек и немецких парней и было тихо. И вдруг мы увидели два старых пинбольных автомата, один не работал, а во второй мы немедленно заснули два евро и играли по очереди, пока кредиты не кончились. Он был о марсианской атаке на Землю, дергающиеся фигурки марсиан, танки, истребители, летающие тарелки и визжание киношных блондинок. Я стояла, наклонившись над ним, и вся моя насыщенная алкоголем кровь вспыхнула от этого зрелища. И я долго потом искала, с кем бы мне отправится в путь, как на обложке альбома “Goo” Sonic Youth.
Отличная история!- кто-то сказал. - Кажется, в моем алкоголе сегодня многовато крови...
Они смеялись, доедали лапшу. Зеленый чай и японские девочки. Шли в отель пытаться уснуть.
Алло… Да, всё хорошо. Я не знаю… Еще неделю. Я слетаю с ними на Осаку, будем снимать там обложку. На фоне сакуры и кучи японцев.. Я скучаю… И я тебя. Пока…
Она взяла свою новую японскую камеру из дешевой пластмассы и толкнула дверь в ванную. Пахло сигаретами, дым собрался под потолком. Он лежал, высунув свою бледную руку в маленьких веснушках, с зажатой в пальцах сигаретой из мутноватой и белой воды. Сделала пару снимков, длинная майка с обрезанным краем, голые ноги. Только не смотри. Стянула майку через голову, перекинула ногу через край ванны, соски скрылись в теплой мутноватой воде.
Они зевали в аэропорту в ожидании рейса, листали журналы, тишину прерывали джинглы и объявления на японском и английском, и она стояла рядом, с кругами по глазами, скуластая, облитая чуть теплой кровью рассвета. Он взял её за руку, слишком длинный рукав свитера заползал на ладонь до середины. Никто не видит. Полки с шоколадками и яркими пакетиками рисового печенья. Тьма, как из пробитого нефтяного танкера, хлынула и накрыла их обоих, фонтаны черноты, стекающий мрак из-под ребер от эха пульсации сердца в её руке. Зажать её в углу и целовать.
Они сели в самолет, рухнули на сиденья, пристегнулись, наушники, инструкции безопасности, журналы, иллюминаторы и алкоголь. Голод в ожидании стандартного запакованного в пластик самолетного обеда. Стекло. Огоньки. Океан.
Кто же знал, что именно этот самолет взлетает только для того, чтобы попасть в когтистые и чешуйчатые лапы 50-метровой Годзиллы. И Годзилла раскрошит его своими челюстями на раз.
Я никогда не буду тебе лгать. Я обещаю.
Комментариев нет:
Отправить комментарий