четверг, 25 марта 2010 г.

Прокрустово ложе возраста

Утро. Я сижу и тупо пялюсь в мультсериал “King of the Hill”, который заставляет меня думать, что жизнь в Техасе выглядит именно так. Пиво около забора. Стрижка газона. Тупо сижу и не могу даже рукой пошевелить. Мозг как разоренный пустырь. Периодически тянет блевать. Я начинаю есть апельсин и кажется, что это апельсин пожирает меня.

Photobucket

Вернулась домой часов в девять. В метро так шаталась, что мне уступили место. Я открывала глаза, которые слипались невыносимо, и видела перед собой унылые размытые лица, которые глядели на меня обеспокоено. Доплелась до дома, поскальзываясь на льду, в своем огромном черном пальто. Вернувшись домой, я элегантно блевала, положив руки на сиденье унитаза. Секрет в том, я знаю, чтобы не вынимать пальцы из гортани подольше.

Предыдущим вечером, часов в семь, мы стояли на лестнице на четвертом этаже, смотрели, как стекает вода с высокого потолка по облупленным прохладным стенам. За спиной была дверь в офис нашего журнала, и все вокруг курили. Я не курю, но очень много времени жизни провела за сочувствием курящим, когда мялась с ноги на ногу рядом с ними, вдыхая, и мы разговаривали. Жизнь напоминает курение: вдох, выдох, много монотонных повторений, сердце и кровеносная система вытягивают из легких волшебный никотин, пускают его по венам, кровь очищается, банка полная окурков – и всё.

Мы говорили о смерти Маккуина. Смерть Александра Маккуина была сбоем в системе вселенной, мы решили. У него впереди было 20 изобильных лет карьеры. Кто-то должен был прийти к нему в тот вечер. Выпить или просто случайно зайти. Но так и не пришел.

Чтобы мир навсегда стал не таким, каким мог бы быть. Сами того не зная, мы лишились чего-то невероятно важного, когда он одним-единственным решением прекратил весь этот фасс, и неделя моды в Париже по-настоящему так и не наступила. «Момент решения – это безумие», - сказал мне Артем, редактор отдела «Город». Естественное состояние сознания – сомнение. Любое принятое решение – это шаг в безумие.

«Я не хочу в это прокрустово ложе возраста!» - кричал Артем через час. Точно сказано! Не удлинишься и не укоротишься, не отнять и не прибавить, только то, что есть, – лезь и раздумывай потом, а не лишиться ли головы, а? Мы открыли бутылку странного самодельного абсента. Он был светло-зеленый, дестракшн, залитый в бутылку. Единственный раз, когда Артем его пил, он упал на пол и разбил нос, потому что даже не сумел подставить руки. Мы боялись к тому же, что некачественная пластиковая бутылка успела немного раствориться в нем - и таким образом мы прикончим себе все мозги. Потом не выдержали все-таки и, допив залпом это пойло, пошли покупать коньяк.

Артем в новогодние каникулы пережил страх смерти. Тот ужасный, с которым иногда все сталкиваются, когда ты носишься по квартире и тебе мало места в собственной черепной коробке. И сердце колотится, потому что думаешь, вот сейчас я умру. Всё моментально становится таким ярким и свежим. Как?! Почему я? Невероятно обидно. Хуже, чем уронить ключи от квартиры в мусоропровод. Вот они были у тебя в руке – и их больше нет. И всё?

Мы допили коньяк с яблочный соком и пошли пешком, с крыш лилась вода и сыпался лед, в бар «Дружба» - средоточие мирового зла. Если бы «Дружба» закрылась, на другом конце мира распустились бы, наверное, прекрасные цветы, и все люди, которые даже не хотят, но всё равно туда ходят – обрели бы свободу. Встретили там нашего друга – он протянул мне стакан чего-то черного, и на втором глотке я поняла, что это «Егермайстер». С Наташей проглотили этот стакан «Егермайстера» на двоих. И слиняли.

В «Пьяной груше», стоило зайти, безумие сразу стучалось в твой череп. Не в своей тарелке среди первокурсников нашего местного колледжа свободных искусств. Я выпила чей-то чужой коньяк, который нашла, каждый глоток отдавался где-то в загривке. На пол обильно лилась кровь из чьей-то порезанной руки. Волшебство! Только что была только одна капля – и весь пол уже залит. Кто-то вызвал скорую. В это время рядом кто-то безумно наяривал на пианино “Whiskey Bar” Doors, “Ulysses” Franz Ferdinand и “Perfect Day” Лу Рида одну за другой. Боже, мы в 18 лет могли только слушать эти песни. Так мы и делали. А еще пили и дестроили себя довольно неумело. Как делаем до сих пор. До пяти утра они крутили классные песни, вроде “Jesus Died for Somebodys sins” Патти. Потом мы поехали к одному из них.

Синяя стена. Вырезанный из бумаги логотип “Lucky Strike”. Заваленный хламом низкий диван. Книжка “Please kill me” на полке. Вторая комната, очень красивая, очень старая, с пианино и древним паркетом и книгами и еще чем-то, уже преображенная светом семи утра, который просачивался из окон. Для нас всех следующий день – это всё еще что-то новое. Ну и водка, да.

Мы начали пить. Им что-то во мне не нравилось. Они видели во мне диверсанта. Или я видела в них что-то такое, чего не было в действительности... Время сотрет эту жалкую разницу в три года. И мы все окажемся в одном поколении. Существует водораздел, который отделит одно поколение от другого. Этим разделением могут быть только дела. Будущие. Тогда-то и станет ясно, кто какому поколению принадлежал и что это всё значило. Построк и молочные коктейли. И что? И всё?

Есть одна притча. Китайский чувак (китайский мудрец, не знаю) шел по дороге и встретил тигра. Он бросился бежать и добежал до обрыва. Чтобы спастись от тигра, он прыгнул вниз и зацепился за ветку. Посмотрел вниз и увидел, что там его тоже поджидает пара тигров. Ветка начала трещать. Тут он увидел на ветке земляничину. Дотянулся и съел её. И эта земляничина была самой вкусной в его жизни.

Эту притчу я почерпнула в мультсериале King of the Hill. Её рассказал их лаосский сосед Кан. Не знаю, почему я о ней вспомнила.

В то утро, прежде чем блевать дома почти не переработанной водкой, я поняла одну вещь. Созидание нам не удается. Ну никак, и кому это вообще нужно, в мире стало всего слишком много. Кидать людей, царапать машины гвоздем – вот оно! Девендра Банхарт – прекрасный Шива нашего пантеона, знающий танец великого разрушения. Тысячи самолетом наполняют небо оглушительным шумом и доказана теорема Пуанкаре. А всё равно. «Стакан Егермайстера» приведет тебя по золотым кирпичам к разрушению.

Хотя, может, причина только одна. 21 год.

Photobucket

А парень на меня чем-то похож. picture из журнала Twin.

среда, 24 марта 2010 г.

We are from Birmingham

Та ночь феерической веселой лжи, когда все мы неожиданно оказались родом из Бирмингема. Даже перешли на английский и чуть не набили рожу человеку за то, что он не уважает королеву Елизавету.
Когда я разбила все колени об лед, и мы мы полчаса собирали между собой в Лэнде деньги, чтобы купить гренадин. Виктор научил нас делать коктейль "Кровавый мозг".
Я блевала гренадином в снег, пока мои друзья курили на лестнице.

"Bloody brain" = grenadine + Bayleys + vodka

Photobucket

at Victor's place

Photobucket

Photobucket



Photobucket

Victor playing "You're my Waterloo"

Photobucket

Photobucket

Photobucket

Photobucket

Photobucket

Photobucket


Photobucket

"Decadance" club

Photobucket

Photobucket

Photobucket

Photobucket

05.03.2010

суббота, 20 марта 2010 г.

Saturday morning

Photobucket

Photobucket

Photobucket

Photobucket

Photobucket

Science poem on the Underground

Poems on the Undergrond - прекрасный способ изучения английской поэзии. И наконец узнать, что же происходит с нашим восприятием, когда мы спускаемся в метро. М?

Кажется, мы ехали на метро из Брикстона. Я была немного пьянее, чем нужно, и стала читать разные вывески в вагоне. Это было потрясение.
Я перечитала его раза три или четыре, пока мы наконец не приехали в Камден.


Photobucket

On the way from Brixton to Camden. I was stoned and really impressed.

пятница, 19 марта 2010 г.

London pubs

Rambling around London at night was such a giddy expirience.
I'd love to substitute my blood with strawberry cider. Cause it's cool and sparkling.

Hawley Arms

Photobucket

Photobucket

Photobucket

Lock Tavern

Photobucket

Photobucket

Photobucket



Good mixer

Photobucket

Notting Hill Arts Club "Death Disco"

Photobucket

Photobucket

среда, 17 марта 2010 г.

Мне только что показалось, что Курт Кобейн смотрит на меня укоризненно.
Бля.
Не надо было читать книгу "Бунт на продажу".

Hard to Explain

Я даже нашла номер "Rolling Stone" за июнь 2006. Вот что значит спустя 4 года снова послушать первый альбом Strokes. Картина целующихся Джулиана и Ника Валенси, описанная в одном из переведенных очерков, навсегда оставила отпечаток в моем сознании. Там очерк, как всегда начинающийся, в натуре, с описания, что был солнечный день и свет льется через окно в нью-йоркский бар. Так все англоязычные очерки "Rolling Stone" когда-то начинались.
Нашла этот журнал, валялась в кровати, за окном -14 и солнце, середина марта, а на полу валяются мои скомканные в шарики белые носки. Это был отличный номер. Там было на страничку о том, чем сейчас занимается Том Верлен. Последнее интервью с Джимом Моррисоном (35 лет со дня смерти), с его фотографией на фоне огромной лиловой орхидеи. Беседа Уорхола и Капоте. Racounters. Моё любимое интервью с Билли Айдолом года 70-го, где он орет на журналиста. И еще афиша выступления Девендры Банхарта, который, оказывается, выступал в России. Да, плюс гора всякого шлака.
Пока мои друзья, еще не знакомые мне, продавали велосипеды, чтобы поехать на концерт Strokes в Москву (концерт, мне рассказывали, был странный, потому что все они были пьяные), я сидела дома, изучая огромные пласты поп-культуры. Слушала Sonic Youth, Velvet Undergroung и всяких мертвецов.
Передо мной сразу восстали мои мечты быть музыкальным журналистом. Еще я обнаружила истоки своего стиля письма. Я передумала быть музыкальным журналистом после книги Сильвии Симмонс "Too weird for Ziggy". Я решила, что недостаточно крута для этого. Наверное, так и есть.
Я мечтала писать о пьянках, бесчинствах и встречах с рок-музыкантами. И очень обрадовалась, что мне удалось настолько приблизиться к своей мечте. Каждые выходные хочу бросить об стену бутылку шампанского, чтобы она взорвалась. Сейчас из меня мог бы получиться музыкальный журналист. Писать очерки, где описываются пылинки на барной стойке, солнечный день, а потом пара вожделеющих портретов с деталями. К тому же, я больше не люблю их так сильно. Те, кто прославился после 2005-го, для меня теперь просто чуваки.
Я писала как-то о новом альбоме Джулиана. Он так ощутимо находится за водоразделом от той эпохи. Хотя, конечно, радует, что она была. И что мы были её частью. Ведь мы то еще непричастное поколение. "Новая гаражная революция" подарила мне много воспоминаний о событиях, которых не было.
Тем вечером мы пошли выпить пива. Вокруг скакали пьяные американцы. У входа была припаркована машина консульства UK. Неужели даже консул ходит в "Фидель"? Выпили вишневого пива. Похвастались друг другу синяками с предыдущих пьянок. Пьянка без синяков для нас никогда не была полноценной. Разрушение для нас - новое созидание.
Когда я работала в журнале "Хулиган" летом, мне постоянно приходилось из пустого огромного офиса звонить то в "Spin", то в "Vice". Больше я, кажется, ничем конструктивным не занималась. Вечером в офисе всегда оставалось нас несколько человек и толстые чуваки из журнала про компьютерные игры. Они до самой ночи играли в Guitar Hero. Музыки слышно не было, только ожесточенный стук и хруст кнопок. Иногда они начинали еще и восторженно выть. Один раз женщина, которая тоже работала по ночам, над выпуском журнала "Вышиваю крестиком", потеряла терпение и закричала через все 100 метров офиса: "Можете хотя бы не реветь?!"
И вот мы сидим с бутылкой вина перед монитором и смотрим выступление Pulp на фестивали в Рэдинге в девяносто каком-то году. На жалкой 1/8 экрана во флэш-плэйере. Кто мог знать? Кто мог знать, что такое возможно? И наши сердца до сих бьются. Часто.
Первый альбом Strokes - потрясающе жизнеутверждающая пластинка.

Photobucket

picture via Dandyboy