Дом Быта

Вчера я вытащила из морозильника бутылку Зеленой марки, и она вся внутри была замерзшая. В лед не превратилось процентов 10, видимо, совсем чистой спиртяги. Она запотела и была такая матовая белая, пока мы с Лидой просматривали все ролики Burberry Acoustic. От Back to Black и Chemistry можно расплакаться, если смотреть их в нетрезвом виде. И мы решили, Лида может купить металлофон, а я поставлю logic на свой новый мак - идеальное сочетание лоу-фая и аскетического выпендрежа. У нас же вообще нет музыкального таланта.




Мы провели часов шесть в новом Доме Быта, не хотели оттуда уходить, было уже шесть, но никто явно не собирался закрываться, а фейсконтрольщик поведал мне, что "ребята хотели играть до девяти". Мне очень, кстати, нравится желтая вывеска, её издалека видно.

- А почему москвичи все время как-то в стороне держатся?
- Они, наверное, думают, что здесь одни чудовища.
- Ну так мы сейчас выпьем и ими станем.

Есть фунаментальная разница в том, как проводят ночь москвичи и петербуржцы. Чтобы её понять, нужно всего лишь уловить разницу в музыке (Липелис клевый клевый чувак). И в алкоголе. Цветные соляночные шоты, 600 рублей за 4 или 350 за три, сложная математика, там, кстати, огромные стопки, она кажется размером со стакан. Мы выпили "три товарища", хотя он все-таки для мужиков, наверное, на вкус не очень. После каждой чудесной вечеринки в Москве, вроде Одиссеи или Юдашкина в Солянке нас еще ждал завтрак где-нибудь в районе Смоленской (именно завтрак, когда кофе плюс что-нибудь за определенную сумму), кофе в Старбаксе на последние деньги, а потом поездка домой, которая тянется часов восемь.

А тут, так странно, те же ощущения, только выходишь из Макдональдса, оттирая с пальцев надписи kill, hate и love, и тебе на голову начинается сыпаться снег "давай, километровый сугроб, это все, что ты можешь??" Потом едешь домой, засыпая в троллейбусе. Какой-то человек шел с нами от Дома Быта и решил, что мы из Москвы. Мы не стали разубеждать его. Мы живем на Смоленке. Я графический дизайнер. Ага. Он долго распинался о разложении Петербурга и квартирах Достоевского. Мы лыбились и молчали.