Прочитав отличную, невероятно интригущую рецензию на "Иглу Remix", которую написал Артем (особенно меня порадовало понятие дзенский фильм), я тут же весьма дисциплинированно посмотрела сначала классическую версию 1988 года, а потом новую.
Все это можно было бы обозвать "постмодернизмом с одесского тракторного завода" и вообще долго ругаться, но, тем не менее, все-таки не возникает ощущения надругательства над "святыней" и вообще особенного безобразия. Пусть будет, мол, и ладно. Самое инфернальное (в нехорошем смысле) в авторемиксе нугмановского фильма — не тотально приемлемый Баширов, которому как бы позволено все, а постаревшее на четверть века лицо Мамонова, и особенно — совершенно безумный "встроенный" монолог его героя-врача о пагубности алкоголизма. Плюс — фанатов Цоя обрадуют несколько минут документальной съемки квартирника "Кино" и символически измененный финал.
То, что вслед за кошмарной постапокалиптической "2-Асса-2" Соловьева настал черед "апгрейда" гениального романтического нуара Рашида Нугманова, по мнению многих, очень логично. Довольно искусственный тренд на 80-е таит в себе важную, настойчивую, практически социальную потребность: с расстояния двух десятилетий (а в общественно-политико-культурном смысле — нескольких световых лет) осмыслить и магической властью воображения заново прожить это дикую, искреннюю, переполненную тревогой и надеждой русскую декаду. Сам режиссер после премьеры отлично выразил свой еретический замысел, сказав, что "Игла" — "настолько дзэнский, пустой в этом смысле фильм, что и сегодня его можно заново наполнить какими угодно смыслами; так что "ремиксов" может быть бесконечное количество".
Артем Лангенбург
Прослушивание группы "Кино" вытянуло магнитом из моего сознания одно из самых ранних воспоминаний детства. Над столом моего старшего брата висел черно-белый плакат Цоя, настольная лампа без абажуа отражается пятном в глянцевом уголке, в неё вкручена матовая лампочка, на которую можно безнаказанно смотреть, сияющая, как волшеный шар. Я смотрю на неё и думаю, какая же красивая, умирая от желания потрогать её рукой. Непреодолимое желание быть ближе к красивым вещам в сочетании с неспособностью понять, что же они представляют собой на самом деле, - всегда влекут за собой одну и ту же награду. Боль. За свою жизнь я получила уже тысячи подтверждений.
Образ Виктора Цоя знаком мне очень хорошо. Когда мой брат говорил, что все случилось так, как должно, этот человек должен был остаться в СССР и ему не было места в новой реальности, я была склонна верить ему. Ведь это был единственный герой его юности.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий