По этому случаю я раскопала свои берлинские дневники и они, определенно, стоят того, чтобы их перечитать. Номер 2 - мой любимый фрагмент.
1
Берлин - очень странный город. Если восприятие Лондона у всех людей сходится в каких-то точках, то Берлин разворачивается для одного тебя и таким его никто больше не видит. Ты ни в чем не можешь быть уверен. И однажды ночью просто теряешь контроль над ситуацией - тогда оно накрывает тебя с головой, ты как серфер - скользишь на пределе, а потом, раз, и уже не понимаешь, где оказался.
Вот например, во вторник ночью мы вышли на karl Marx Allee, она в восточном Берлине, огромная и пустая, напоминает Московский проспект, вдалеке видна игла с металлическом шаром берлинской телебашни, безлюдно, и тащились по ней вчертвером в косухах, как группа Ramones. Потом, уже в хостеле, так как каждый невероятно трясся над своей косухой, и мы почему-то паранойно решили, что их непременно спиздят у всех, мы орендовали гиганский локер и забили его нашими косухами настолько, что он стал похож на музей Ramones. В музее Ramones, кстати, мы с Ирой были. Там за стеклом в натуре косуха Джоуи. Мы долго смеялись.
Мы шли во вторник пить во Фридрихсхайн, выпили пива в темном парке, потом забрели в Астро-бар и там нашли в углу пинбольный автомат. На тему фильма про марсиан. Там были маленькие фигурки марсиан, котоорые тряслись, и он весь сиял и переливался. В результате мы с упоением полчаса рубились в пинбол, и это было прекрасно, как провалиться в Токио.
А в субботу вечером мы с Наташей сидим на Постдамер платц с вином, там когда-то был пропускной пункт между Восточным и Западным Берлином, а сейчас район новой стеклянной архитектуры, над нами купол Сони-центра, и он меняет цвет с голубого на лиловый, и вокруг светящееся стекло. И я понимаю, что чувствую себя внутри пинбольного автомата. Как шарик. Шарик ведь сто процентов не осознает, с какой скоростью он летит и куда, и как там с реакцией у играющего.
В клубе magnet в Кройсберге мы в чертверг познакомились с тощими кисами, которые ставили музыку на пустом танцполе - старье из 70-х в основном, Игги и всякий редкий постпанк, звук был ужасный, тихий и хриплый. И у одного из них были глаза огромный и чистые, как у полного пидора, а на плече висела сумка с надписью Internet killed the video star, и он спросил, живу ли я в Берлине, я сказала, я даже по-немецки не говорю, а он сказал, что это не важно. И так, впрочем, и есть.
Один раз ночью мы зашли на регги-вечеринку у реки на открытом воздухе, пробыли там 15 минут, как настоящие панки, вышли оттуда с пакетиком травы, скрутили косяк, сидя на какой-то трубе, а потом бродили и смотрели на распиасанную стену у east-side gallery, потом меня Наташа с Ирой катали в магазинной тележке по проезжей части под мостом. Потом они услышали сирену и кинулись бежать, даже не потрудившись меня вытащить.
Трава в Берлине убийственная. И вообще, Берлин убйиственный город. Для такого пинбольного шарика, как я. Он делает все города, в которых я была до этого.
2
Вообще, чтобы быть как группа Ramones, совершенно недостаточно ходить всем в косухах. Необходимо быть полными уебанами. Какими мы, собственно, и являемся)
Я просыпаюсь на границе в поезде до Риги, тянусь за своей миграционной картой, поднимаю её со стола, чтобы отдать пограничнику, и она оказывается мокрая. Я хочу её отряхнуть, потому что ни как-то неприлично, и мокрая половина комкается и отрывается.
На Харрикейне мы в последний день сожгли себе все лица, и в красными рожами мы еще умудрились практически опоздать на самолет в Бремене. Мы прибежали в самую последнюю минуту. Нам пришлось заплатить по 40 евро за каждый из наших грязных рюкзаков, и из них вытащили все шампуни и два литра бухла (ром и минту), вы выгребли из карманов все обертки от шоколадок и грязные салфетки, меня заставили снять ботинки, Витину шляпу просвечивали в этой клевой машине. Потом мы бежали по пустому полю к самолету, кинули наши рюкзаки у трапа и вбежали в самолет, задыхаясь.
В нашей квартире в Берлине стиральная машина стирала, но в ней не работал слив воды. Думаю, это мы её и сломали. Поэтому после каждой стирки мы с Наташей хватали тазы, открывали дверцу и с криками "погнали!" ловили воду этими тазами.
В супермаркете Ира около кассы уронила йогурт и он практически весь попал на мои новые черные кеды. На нас даже наорала кассирша, чтобы мы не смели нести этот йогурт обратно и делать вид, что ничего не произошло. А Витя как-то пошел за пивом и из всех видов умудрился купить безалкогольное.
3
Мы с Наташей в субботу утром в American Apparel пришли как раз во время раздачи нового журнала Vice и фруктового пивка в цветных бутылках. Наташа купила себе чулки, я купила себе лифчик, достижение дизайна, ни лямок, ни застежек, его можно при желании просто стащить. Фруктовое пиво, виноградное и три градуса, мы пытались открыть потом о скамейку на Торштрасе около Paul's Boutique, пока проезжавший мимо на велике голубоглазый немец не открыл нам его зажигалкой.
В последний день, когда все уже разъехались по домам, а Ира поехала в Дюссельфорф, мы спали всего 50 минут, потому что всю ночь слушали техно, я пошла в галерею C/O в здании старого почтампта, там была крутая выставка "City. Becoming and Decaying". Они собрали работы где-то десяти-пятнадцати фотографов, которые снимали разные города, от Нью-Йорка до манильских трущоб, какую-то украинскую глушь, Токио и даже один проект, где женщина снимает по всему миру места, которые называются "Atlantis". Я пробродила там час, и не могла поверить, что всё это существует. Хотя, конечно, самый большой вопрос вызывал у меня сам Берлин.
4
Неделю в Берлине мы почти не спали. Нам хотелось всего и сразу, поэтому днем мы стремились посетить все 435 музеев, бродили по разным районам Берлина, катались на открых ветках метро, ходили по магазинам и смотрели фрагменты берлинской стены, однажды даже набрели на тоннель, где прятался Гитлер.
Кроме тех случаев, когда наши попытки повеселиться превращались в какое-то медленное безумие около пустырей, рек и железных дорог, мы еще посещали странные инди-вечеринки и, наконец, в две последние ночи мы видели во всей красе, что такое Берлин, когда темно. В Кройсберге есть странный клуб под названием LUX. Высоченные потолки, напоминает какой-нибудь старый ангар, а еще больше тот клуб из фильма Crow, металл и застывшие вентиляторы на потолке, залитое краской из баллончиков мутное стекло. За баром был крошечный милый педик с ясными глазами в майке, покрытой золотыми пайетками. В два часа там совсем пусто, он налил нам по стакану кровавой мэри, а диджей играл с пластинок всякое старье из 80-х, которое было моей религией когда-то, Siouxie, Боуи, разное мрачное электро оттуда и то, название чего я уже не помню. Я такие места раньше только в постапокалиптическом кино видела.
На следующий день, по пути в Berghain, мы встретили двух девушек, которые работают в LUX. Они сказали, в три часа в Berghain точно очередь на 500 метров, порехали с нами слушать техно в Ост-кройсберг. И мы поехали слушать техно в ост-кройсберг. Одна остановка на С-бане, и мы вышли среди гор строительно песка, рядом со странной темной башней, сдали свои фотоаппараты в камеру хранения в маленьком клубе без вывески. Люди интересовались, откуда же мы узнали об этом месте. И три часа мы слушали техно, иногда пили воду из ржавого крана в туалете, а когда мы с ирой умирали от жажды, мимо прошла девушка с подносом, на который были порублены арбузы и дыни, и это было безупречное время и место, вернуло нас к жизни, когда мы к ним присасывались, жажда, и бас в ушах и в каждой кости в теле.
Мы вывалились оттуда в шесть, было уже светло, и поехали в Berghain. Berghain - это четырехэтажное здание на пустыре. Самый адский фэйсконтроль в Берлине. И очередь даже в шесть утра. Он работает до семи вечера следующего дня. И еще это гей-клуб. С пятницы по понедельник он фактически никогда не закрывается. На фейсконтроле там стоял мужик в костюме, как у припанкованного дэнди, с длинными седыми волосами, с татуировками на руках и лице, с проколатыми носом и ушами. Нас спросили только, сколько нам лет. И пустили. Мы сдали наши фотоаппараты в камеру хранения. А внутри, представьте фабричное здание, железные лестницы, высоченные потолки, свет сквозь цветные стекла кое-где, лазеры и дым, техно на двух огромных танцполах, на третьем этаже в баре продают мороженое, мимо проскальзывают во мраке полуодетые гомосексуалисты. Полно народу, но кажется, что каждый здесь не просто так, а по какой-то причине.
На верхнем танцполе на высших точках бита распахивались жалюзи, и помещение заливал утренний свет, и все очень радовались. Рядом с нами танцевал юный тощий гей с выбритыми висками, он очень жалел, когда мы стали уходить. Мы провели там два часа. Было уже полдевятого, а у Наташи самолет в 11 утра. Пожалуй, это было самое прекрасное впечатление от клуба, которое у меня когда-либо оставалось.
Мы довели себя до такого состояния, которое и представить-то сложно. Правая рука в клубных печатях, как в синяках от засосов. Мы с Ирой спали 50 минут, Наташа совсем не спала, они чуть не опоздали на самолет, мы с Ирой завтракали в бессознательном состоянии, потом я еще день болталась по Берлину. becoming and Decaying.
Комментариев нет:
Отправить комментарий