Многие мои знакомые удивляются, почему я все время сижу дома. Секрет в том, что когда ты пишешь, тебе не нужно выходить из дома, тебе не нужны алкоголь или развлечения, - только две руки, пустой лист и голова. И еще, конечно, друзья, куда без них.
Dark imagery нашей зимы (про коньяк была реальная история, что уж говорить), то, как мы восторгались живыми обоями в виде галактики на моем смартфоне, словно это было чудо, как я стояла перед картинами Ботичелли, чувствуя себя немного ничтожно, и еще мое искреннее убеждение в том, что культурная философия довольно сильно связана с новыми наркотиками эпохи. И я знаю, какой подошел бы нам.
- Так вы собираетесь рассказывать, что случилось?
Их темные глаза были мутным серо-черным супом из зрачков и радужной оболочки. В ее растрепанных волосах запуталось что-то вроде тоненькой веточки. При одном взгляде на них почему-то сразу чувствовался запах земли и сырости. Смятая грязная одежда. На его лице, покрытом пленкой мучительного холодного пота, начинали проступать серые пятна синяков. Она курила, старательно глубоко затягиваясь. Ее лицо украшали длинные тонкие царапины в запекшейся крови. Час назад они разделили на двоих упаковку обезболивающего, и у него слегка онемел язык. Они смущенно пытались сделать вид, что ничего не произошло, и все было вполне нормально, ведь у каждого бывали плохие дни. Но на самом деле им до смерти хотелось немедленно все рассказать о плодах сада геенны огненной, через который они продирались прошлой ночью.
- Ладно, - она глубоко вдохнула и наклонилась вперед. Он широко раскрыл глаза, желая тоже участвовать в рассказе. - Вчера мы пошли в клуб. Было немного скучно, так что мы понюхали спидов и выпили шампанского. Но все равно, музыка была так себе, и...
- Что с твоим лицом? Вас что, ограбили и избили?
- Нет... - медленно проговорила она. - Вообще-то я сама это сделала...
Живая тьма ночного парка. Минуты ледяной летней ночи сливались в оглушительный гимн, заставлявший все тело дрожать. Влажный запах земли, сладкий запах гниющих листьев, нежная прохладная трава. Он доверился тьме шумных густых деревьев и кустарников, уверенный, что сможет опереться на нее рукой, и повалился на черно-зеленую шепчущую землю. Она сидела на пне, сосредоточенно царапая лицо ногтями, оставлявшими припухшие следы, он продолжал извиваться на траве, восторженно подвывая, между ними возвышалась белоснежная копия с античной статуи Персея. Статуя светилась в темноте. Мне необходимо это знать, сказала она. Собственный голос взвыл над парком, как громоподобная военная сирена. Глаза лучились безграничным радостным любопытством. Я хочу посмотреть, что там внутри! Ногти снова врезались в кожу на щеке. Он перевернулся на живот и, уткнувшись лицом в траву, начал плакать. Он загребал траву руками и прижимался к ней лицом, всхлипывая. Она сосредоточенно шарила по карманам черного тренча. Ее лицо озарилось ликующей улыбкой, когда пальцы наткнулись в кармане на пилочку для ногтей. Это было как раз то, что нужно.
Царапина поперек ее лба свидетельствовала о желании стянуть кожу сверху, как шкурку банана. Он не хотел вспоминать о страстном поцелуе со щитом Персея, на котором была изображена почти плоская, как камбала, голова Медузы Горгоны. Утром он вытаскивал из щеки занозы неизвестного происхождения, некоторые до сих пор зудели внутри.
Когда в пасти дракона им стало совсем скучно, подошел какой-то человек, из тех, чьи лица никогда не запоминаешь, и спросил, ребята, не хотите ли кое-чего? Они были похожи на брата и сестру и спросили в один голос, кое-чего чего? Он ответил, кое-чего новенького. Чисто синтетическое. Таблетки были похожи на крупные капсулы антибиотиков от гриппа. Эйфория, ясность и контроль. Они не верили, что может быть нечто новое, чего они еще не пробовали. Наверное, просто какое-нибудь новое сильное экстази.
Они проглотили по одной, запив шампанским в темном углу клуба, где никто их не видел. Немного послонялись во мраке между танцполом и баром, по лестнице с одного этажа на второй, вдыхая разноцветный дым из генераторов. Она никогда прежде не думала о том, насколько сильно действие наркотика связано с тем, чего мы от него ожидаем. При причастии, что бы ты не проглотил, достигнув желудка, силой веры оно станет телом Христовым. Она почерпнула эту информацию из комикса. В голове все немного помутилось — от темноты, мигающего света и алкоголя. Они блуждали в тумане. Насколько же легче знать, что с тобой произойдет, верить в это, расслабиться и дать чему бы то ни было проникнуть глубже. Впереди было неизвестно что. Чудесное открытие. Им вполне могли продать просто две гигантских таблетки аспирина.
Первая волна напоминала действие небольшой дозы перемешанных скорости и экстази. Зубы, улыбки, сверкающие глаза. Сосуды расширились. Жарко. Басы громкой музыки доставляют физическое удовольствие. Они немного потанцевали и поцеловались. Она выдохнула. Взглянув на него, убедилась по его огромным глазам, что он тоже чувствует что-то странное. Они пробрались к выходу из клуба, рука толкнула дверь на ночную улицу. И тут это началось.
Их лица омрачила тень, они как будто даже постарели на пару лет. Внутри боролось желание все рассказать с невозможностью передать все именно так, как было, потому что они сами не понимали, что произошло. Огромный язык дракона заворочался в пасти и протолкнул их в чудовищную гортань.
Мы отстали от своего времени. Невероятно примитивны по сравнению со своим веком. Наш дизайн, пусть такой хороший, совсем не изменился со времен сотворения мира. Сами загнали себя в ловушку: почти никто не знает, как работает супер-современный телефон и почему на землю не падают метео-станции, и единственное усовершенствование которое пока удалось обнаружить японским ученым — развитие маскулатуры правого указательного пальца от постоянных прокручиваний колесика мышки. Все, что осталось нам, - творческая хаотичность мозга, заключенного в хрупкий череп, хотя он и не может больше выдерживать давления информации, расцветая нервными расстройствами.
- Ты когда-нибудь видел людей на картинах Ботичелли? Вот так я себя чувствовала. Идеально. Безупречно.
Человек был главной ценностью в эпоху Ренессанса. Меланхоличные всезнащие взгляды, лица античных богов. Это было еще задолго до многих событий XX века.
Реальность вдруг стала неожиданно глубокой и ясной, и все в ней было на своих местах. Абсолютный идеальный контроль. Все в голове неожиданно оказалось там, где и должно было, выстроенное по неизведанной прекрасной системе. Можно было манипулировать всем, что вокруг тебя. Больше ничто в ночной темноте не двигалось слишком быстро, даже летящие на огромной скорости машины. Они были лишь частью подвластной тебе картины. Пара сотен интернет-сообщений, поток картинок, утренние телефонные разговоры, предстоящие дни, прошедшие годы, превращавшие их обычно в усталых тварей, отступили. Небрежный комок планов и воспоминаний, которым является твоя жизнь, наконец, обрел правильную форму бесконечного, но крайне элементарного фрактала.
Они купили в магазине кока-колу и жадно пили ее на улице, их мучила невероятная жажда, по шее стекал пот, сердце колотилось, - видимо, настолько значительной была нагрузка. И все же они шли по улице, словно по музейному павильону с гладким полом.
- Помнишь, здесь мы закапывали в снег бутылку коньяка... - она улыбнулась.
Он даже почувствовал на лице легкое покалывание снежинок, воротник из овчины на шее, немеющие от холода пальцы. Поразительно, они оказались на этом самом месте! Каким ясным был ее голос, не тихий и не громкий, прекрасный.
- Точно... - он хотел улыбнуться еще шире, настолько это было приятно. Он вспомнил, как набрасывал ботинком снег сверху сугроба, в котором они спрятали наполовину полную бутылку коньяка. - Перед тем, как зайти в бар.
- Мы вышли оттуда через двадцать минут и, стоя на коленях, стали рыться в сугробе...
- И бутылка была на месте, хоть я и забыл, где ее закопал...
- Все равно коньяк был отвратительный.
- Да, ужасный на вкус...
- Но мы все равно пили.
- Зачем?
- Понятно, зачем.
Действительно, в ту минуту им было все прекрасно понятно. Даже собственные причины, не имевшие больше к ним, новым и сильным, никакого отношения. Воспоминание вернулось в свой архив.
Они как-то оказались в машине. Машина была грязная, старая, и двери плохо закрывались, но это было не важно. Они сидели с прямыми спинами на мягких продавленных сиденьях, глядя на дорогу. Что-то происходило с самим временем. Можно было заставить его течь быстрее или медленнее. Она чуть не заплакала от восхищения. Сама относительность времени была, наконец, в их руках.
- Но в финале все вдруг становится... Таким грустным... - проговорил он, глядя куда-то внутрь себя.
В машине его начало трясти. Хуже, он не мог замолчать.
- Я задыхаюсь. О боже, как можно справляться со всем этим? Как же это сложно... Неужели ты всегда можешь контролировать работу, например, легких? Боже. Я не могу вдохнуть. Я не знаю, как... Мои родители разочарованы во мне. Как можно вообще не быть разочарованным, особенно когда мы все стареем.. Мне страшно. Поедем есть тайски суп? О, нет, снова...
Он глотал воздух, как рыба. Что-то подсказывало ей, что истина где-то внутри, нужно лишь только до нее добраться. Она начала скрести ногтем по щеке. Да, это была отличная идея...
- У тебя нет ничего острого в карманах?
Машина затормозила, так что он ударился головой о мягкий подголовник переднего сиденья и отпрянул от него в отвращении.
- Выметайтесь отсюда! - заорал водитель.
Он высадил их у парка. Пустой ночной прекрасный парк с высокими деревьями, выходящий на набережную, простирался перед ними, словно Эдемский сад.
- Я никогда не чувствовал большей грусти. Из переживаний о личных мелочах она переросла в совершенно вселенскую печать. Я думал о бренности и смертности всего и плакал. Это было все же легче, чем то ужасное бремя тысячи забот, первой из которых было дышать, а последней — купить молоко, которое навалилось на меня, как свинцовая плита. Я вспомнил о своей маме, а потом я лежал лицом в траве, она была такая прохладная, что я зарывался в нее сильнее и сильнее. Там были камни. И я разбил себе все лицо.
- Ты бы видел, как мы ловили тачку. У меня лицо все было залито кровью, которая текла на одежду и в глаза, а он не мог стоять на ногах и рыдал.
Расфасованное в таблетки чудесное спасение позволяло обрести контроль, но потом отнимало его. И ты превращался в заблудшее во тьме животное, которого душит страх. Все знают, что наркотики испытывают на животных и военных. Но видимо, в райских кущах нового века, не только.
И чей-то голос возопил: "Господи Иисусе! Да откуда взялись эти чертовы твари? ".
- Ты не представляешь, что это было за ощущение, - сказала она, покачав головой.
В ее глазах, которые постепенно прояснялись от тумана, мелькнула тень сомнения.
- Вы же не будете пробовать это снова?
Они посмотрели друг на друга. Он пожал плечами и ответил:
- Но они же его усовершенствую, правда?
Dark imagery нашей зимы (про коньяк была реальная история, что уж говорить), то, как мы восторгались живыми обоями в виде галактики на моем смартфоне, словно это было чудо, как я стояла перед картинами Ботичелли, чувствуя себя немного ничтожно, и еще мое искреннее убеждение в том, что культурная философия довольно сильно связана с новыми наркотиками эпохи. И я знаю, какой подошел бы нам.
Твари
- Так вы собираетесь рассказывать, что случилось?
Их темные глаза были мутным серо-черным супом из зрачков и радужной оболочки. В ее растрепанных волосах запуталось что-то вроде тоненькой веточки. При одном взгляде на них почему-то сразу чувствовался запах земли и сырости. Смятая грязная одежда. На его лице, покрытом пленкой мучительного холодного пота, начинали проступать серые пятна синяков. Она курила, старательно глубоко затягиваясь. Ее лицо украшали длинные тонкие царапины в запекшейся крови. Час назад они разделили на двоих упаковку обезболивающего, и у него слегка онемел язык. Они смущенно пытались сделать вид, что ничего не произошло, и все было вполне нормально, ведь у каждого бывали плохие дни. Но на самом деле им до смерти хотелось немедленно все рассказать о плодах сада геенны огненной, через который они продирались прошлой ночью.
- Ладно, - она глубоко вдохнула и наклонилась вперед. Он широко раскрыл глаза, желая тоже участвовать в рассказе. - Вчера мы пошли в клуб. Было немного скучно, так что мы понюхали спидов и выпили шампанского. Но все равно, музыка была так себе, и...
- Что с твоим лицом? Вас что, ограбили и избили?
- Нет... - медленно проговорила она. - Вообще-то я сама это сделала...
Живая тьма ночного парка. Минуты ледяной летней ночи сливались в оглушительный гимн, заставлявший все тело дрожать. Влажный запах земли, сладкий запах гниющих листьев, нежная прохладная трава. Он доверился тьме шумных густых деревьев и кустарников, уверенный, что сможет опереться на нее рукой, и повалился на черно-зеленую шепчущую землю. Она сидела на пне, сосредоточенно царапая лицо ногтями, оставлявшими припухшие следы, он продолжал извиваться на траве, восторженно подвывая, между ними возвышалась белоснежная копия с античной статуи Персея. Статуя светилась в темноте. Мне необходимо это знать, сказала она. Собственный голос взвыл над парком, как громоподобная военная сирена. Глаза лучились безграничным радостным любопытством. Я хочу посмотреть, что там внутри! Ногти снова врезались в кожу на щеке. Он перевернулся на живот и, уткнувшись лицом в траву, начал плакать. Он загребал траву руками и прижимался к ней лицом, всхлипывая. Она сосредоточенно шарила по карманам черного тренча. Ее лицо озарилось ликующей улыбкой, когда пальцы наткнулись в кармане на пилочку для ногтей. Это было как раз то, что нужно.
Царапина поперек ее лба свидетельствовала о желании стянуть кожу сверху, как шкурку банана. Он не хотел вспоминать о страстном поцелуе со щитом Персея, на котором была изображена почти плоская, как камбала, голова Медузы Горгоны. Утром он вытаскивал из щеки занозы неизвестного происхождения, некоторые до сих пор зудели внутри.
Когда в пасти дракона им стало совсем скучно, подошел какой-то человек, из тех, чьи лица никогда не запоминаешь, и спросил, ребята, не хотите ли кое-чего? Они были похожи на брата и сестру и спросили в один голос, кое-чего чего? Он ответил, кое-чего новенького. Чисто синтетическое. Таблетки были похожи на крупные капсулы антибиотиков от гриппа. Эйфория, ясность и контроль. Они не верили, что может быть нечто новое, чего они еще не пробовали. Наверное, просто какое-нибудь новое сильное экстази.
Они проглотили по одной, запив шампанским в темном углу клуба, где никто их не видел. Немного послонялись во мраке между танцполом и баром, по лестнице с одного этажа на второй, вдыхая разноцветный дым из генераторов. Она никогда прежде не думала о том, насколько сильно действие наркотика связано с тем, чего мы от него ожидаем. При причастии, что бы ты не проглотил, достигнув желудка, силой веры оно станет телом Христовым. Она почерпнула эту информацию из комикса. В голове все немного помутилось — от темноты, мигающего света и алкоголя. Они блуждали в тумане. Насколько же легче знать, что с тобой произойдет, верить в это, расслабиться и дать чему бы то ни было проникнуть глубже. Впереди было неизвестно что. Чудесное открытие. Им вполне могли продать просто две гигантских таблетки аспирина.
Первая волна напоминала действие небольшой дозы перемешанных скорости и экстази. Зубы, улыбки, сверкающие глаза. Сосуды расширились. Жарко. Басы громкой музыки доставляют физическое удовольствие. Они немного потанцевали и поцеловались. Она выдохнула. Взглянув на него, убедилась по его огромным глазам, что он тоже чувствует что-то странное. Они пробрались к выходу из клуба, рука толкнула дверь на ночную улицу. И тут это началось.
Их лица омрачила тень, они как будто даже постарели на пару лет. Внутри боролось желание все рассказать с невозможностью передать все именно так, как было, потому что они сами не понимали, что произошло. Огромный язык дракона заворочался в пасти и протолкнул их в чудовищную гортань.
Мы отстали от своего времени. Невероятно примитивны по сравнению со своим веком. Наш дизайн, пусть такой хороший, совсем не изменился со времен сотворения мира. Сами загнали себя в ловушку: почти никто не знает, как работает супер-современный телефон и почему на землю не падают метео-станции, и единственное усовершенствование которое пока удалось обнаружить японским ученым — развитие маскулатуры правого указательного пальца от постоянных прокручиваний колесика мышки. Все, что осталось нам, - творческая хаотичность мозга, заключенного в хрупкий череп, хотя он и не может больше выдерживать давления информации, расцветая нервными расстройствами.
- Ты когда-нибудь видел людей на картинах Ботичелли? Вот так я себя чувствовала. Идеально. Безупречно.
Человек был главной ценностью в эпоху Ренессанса. Меланхоличные всезнащие взгляды, лица античных богов. Это было еще задолго до многих событий XX века.
Реальность вдруг стала неожиданно глубокой и ясной, и все в ней было на своих местах. Абсолютный идеальный контроль. Все в голове неожиданно оказалось там, где и должно было, выстроенное по неизведанной прекрасной системе. Можно было манипулировать всем, что вокруг тебя. Больше ничто в ночной темноте не двигалось слишком быстро, даже летящие на огромной скорости машины. Они были лишь частью подвластной тебе картины. Пара сотен интернет-сообщений, поток картинок, утренние телефонные разговоры, предстоящие дни, прошедшие годы, превращавшие их обычно в усталых тварей, отступили. Небрежный комок планов и воспоминаний, которым является твоя жизнь, наконец, обрел правильную форму бесконечного, но крайне элементарного фрактала.
Они купили в магазине кока-колу и жадно пили ее на улице, их мучила невероятная жажда, по шее стекал пот, сердце колотилось, - видимо, настолько значительной была нагрузка. И все же они шли по улице, словно по музейному павильону с гладким полом.
- Помнишь, здесь мы закапывали в снег бутылку коньяка... - она улыбнулась.
Он даже почувствовал на лице легкое покалывание снежинок, воротник из овчины на шее, немеющие от холода пальцы. Поразительно, они оказались на этом самом месте! Каким ясным был ее голос, не тихий и не громкий, прекрасный.
- Точно... - он хотел улыбнуться еще шире, настолько это было приятно. Он вспомнил, как набрасывал ботинком снег сверху сугроба, в котором они спрятали наполовину полную бутылку коньяка. - Перед тем, как зайти в бар.
- Мы вышли оттуда через двадцать минут и, стоя на коленях, стали рыться в сугробе...
- И бутылка была на месте, хоть я и забыл, где ее закопал...
- Все равно коньяк был отвратительный.
- Да, ужасный на вкус...
- Но мы все равно пили.
- Зачем?
- Понятно, зачем.
Действительно, в ту минуту им было все прекрасно понятно. Даже собственные причины, не имевшие больше к ним, новым и сильным, никакого отношения. Воспоминание вернулось в свой архив.
Они как-то оказались в машине. Машина была грязная, старая, и двери плохо закрывались, но это было не важно. Они сидели с прямыми спинами на мягких продавленных сиденьях, глядя на дорогу. Что-то происходило с самим временем. Можно было заставить его течь быстрее или медленнее. Она чуть не заплакала от восхищения. Сама относительность времени была, наконец, в их руках.
- Но в финале все вдруг становится... Таким грустным... - проговорил он, глядя куда-то внутрь себя.
В машине его начало трясти. Хуже, он не мог замолчать.
- Я задыхаюсь. О боже, как можно справляться со всем этим? Как же это сложно... Неужели ты всегда можешь контролировать работу, например, легких? Боже. Я не могу вдохнуть. Я не знаю, как... Мои родители разочарованы во мне. Как можно вообще не быть разочарованным, особенно когда мы все стареем.. Мне страшно. Поедем есть тайски суп? О, нет, снова...
Он глотал воздух, как рыба. Что-то подсказывало ей, что истина где-то внутри, нужно лишь только до нее добраться. Она начала скрести ногтем по щеке. Да, это была отличная идея...
- У тебя нет ничего острого в карманах?
Машина затормозила, так что он ударился головой о мягкий подголовник переднего сиденья и отпрянул от него в отвращении.
- Выметайтесь отсюда! - заорал водитель.
Он высадил их у парка. Пустой ночной прекрасный парк с высокими деревьями, выходящий на набережную, простирался перед ними, словно Эдемский сад.
- Я никогда не чувствовал большей грусти. Из переживаний о личных мелочах она переросла в совершенно вселенскую печать. Я думал о бренности и смертности всего и плакал. Это было все же легче, чем то ужасное бремя тысячи забот, первой из которых было дышать, а последней — купить молоко, которое навалилось на меня, как свинцовая плита. Я вспомнил о своей маме, а потом я лежал лицом в траве, она была такая прохладная, что я зарывался в нее сильнее и сильнее. Там были камни. И я разбил себе все лицо.
- Ты бы видел, как мы ловили тачку. У меня лицо все было залито кровью, которая текла на одежду и в глаза, а он не мог стоять на ногах и рыдал.
Расфасованное в таблетки чудесное спасение позволяло обрести контроль, но потом отнимало его. И ты превращался в заблудшее во тьме животное, которого душит страх. Все знают, что наркотики испытывают на животных и военных. Но видимо, в райских кущах нового века, не только.
И чей-то голос возопил: "Господи Иисусе! Да откуда взялись эти чертовы твари? ".
- Ты не представляешь, что это было за ощущение, - сказала она, покачав головой.
В ее глазах, которые постепенно прояснялись от тумана, мелькнула тень сомнения.
- Вы же не будете пробовать это снова?
Они посмотрели друг на друга. Он пожал плечами и ответил:
- Но они же его усовершенствую, правда?
Комментариев нет:
Отправить комментарий