Год тигра

Однажды я гуляла по Садовой улице в темноте, дул ветер, и у меня действительно замерзли ноги в ботинках. Мне всегда казалось, это история о тьме.

Год тигра

Что-то шумит, как северный ветер, за домами и за поверхностной ночной тьмой. Стоит закрыть глаза, как шум мгновенно становится ближе, в один прыжок преодолев дистанцию, как тигр. Стоит открыть глаза, как вокруг снова тишина.
На её майке тигр. Его рычание вырывается из глубины, из мощного мохнатого горла. Полоски от желтых глаз по рыжей морде. Год тигра уже подкатывается свежей луной в черном небе, наливается силой. По черному небу скользнула морская птица - она летит в порт, чтобы раздирать рыбные внутренности, плывущие по воде. Залитые бледным светом фасады европейских строений, выше второго этажа все они пусты, а на первом этаже там дешевые рестораны. Ветер задувал ей в ботинки, надетые на голые ноги.
На холодной улице приятно пахло дешевой японской и китайской едой. Только ты и пустой мир. И запах этой китайской жратвы. Эхо шагов от черных тяжелых ботинок. Она толкнула дверь в 24-х часовой суши-бар.
Маленькая японка в маске тигра. Прохладная тонкая кожа и маленькие соски. Тело подростка. За бумажной ширмой в борделе. Как хороший якудза справляется с подсчетом золотых рыбок? Они плавали за стеклом в полной тишине, как небольшие красивые татуировки. Она сидела, положив локти на стойку, и пила колу из банки через соломинку. Ждала, пока всё сделают, от скуки перечитывая меню на широкоформатных заламинированных листах. Сырая рыба. Антропологический кризис. Как-то раз сознание, насколько рыба сырая, пришло прямо во время еды, вызвав ужас и невольный рвотный рефлекс. Осознание антропологического кризиса раньше не приходило. Пронзительное осознание того, что мы больше никогда не сможем понять друг друга. Извини, но свобода в сфере информации требовала жертв. Она зевнула. Четыре часа утра.
Японские девочки в тигриных масках, якудза, вываливающие свиные внутренности на порог должнику. Узкоглазый в белом, который возится с рисом и рыбой. Стерильный, стеклянный, неоновый Токио, может быть? Пора выбросить всё это из головы, как мусор. Часы на стене тикали. Оставить только тишину и ночь.
Она взяла полиэтиленовый пакет и вышла. Стоя на пороге, лицом к ночи, залезла рукой в верхнюю пластиковую коробку и стала есть. На площади, где стоит памятник Пушкину, ветер становится таким свободным и разливается в холодное озеро, а здесь, в узком пространстве, он дует сильнее. Ногам опять стало холодно в ботинках без носков. С полным ртом риса, рыбы и сыра «Филадельфия», она посмотрела на красивую безобидную ночь, прежде чем глотать. Иллюзия. С майки скалился тигр. В наушниках становилась громче семиминутная “Morning Dew” Nazareth.
Он там ждет, сидит в квартире, делая огромные глотки коктейля из кока-колы и кофе. Или, может быть, он уже сделал выбор в пользу таблеток. Было бы здорово. Это её обрадовало. Несколько часов радостной быстрой невнятной болтовни. Вполне возможно, что он уже успел покончить с собой. Да это более чем вероятно!
Она представила все поверхности в ванной, залитые кровью. Можно будет даже доесть, глядя на это зрелище. Не так уж сложно. Разделить и проглотить. Она стояла посреди захламленной комнаты, похолодевшей рукой шарила по лбу и щеке. Его пальцы давили на кнопки белой пластмаски с элетронной игрой внутри. И его щека, и красивая нижняя челюстная кость… Что-то тяжело тянулось внутри, как будто кто-то вставил в глотку огромную соломинку и высасывает тебя, как коктейль.
- Мне что-то нехорошо.
Она рухнула в кресло. Он отложил свой геймбой и посмотрел на неё заинтересованными глазами.
- Всё нормально, тебе кажется, они были легкие.
Зрачки, среднего размера черные мячики вселенной остановились на чем-то.
- На что ты смотришь?
- Это что, кровь?
Господи, у меня изо рта идет кровь! Мерзкое ощущение в переносице, вкус крови на языке. Может, тебе удаляли носовую перегородку? Дай я взгляну… Мне надо в больницу! Как ты сдашь анализы сейчас? Что делать? Глотай. Я не хочу. А если я умру? Господи, я уже умираю, у меня рак мозга!
Они стали хохотать, обнимаясь на кровати. Мерзостное ощущение крови. Она пошла в туалет. Как в первый раз мучительно блевать алкоголем в юности, дрожа и задыхаясь, склонившись над унитазом, всё та же история. Он предложит ей лед и сигарету, чтобы покурить и сузить сосуды. Она еще этого не знала, она стояла и смотрела на свою кровь, которая текла теперь и из носа тоже.
- Нормальное вино, - он сделал три долгих глотка из бутылки. Она пила молча из своего стакана, сидя на диване в его старом скейтерском худи, скрестив ноги. Они смотрели порно по телевизору, и это было ужасно несерьезно.
Её загнали на пятый этаж по лестнице щелкающие у лодыжек челюсти медведя-гризли. Даже его теплое влажное дыхание чувствовалось там, где заканчивались подвернутые джинсы и начинались ботинки. Гризли, грызущийся с тигром. Зачем мы только начали это? Зачем ты начал?
Она открыла дверь. Втащила с собой холод, шуршащий полиэтиленовый пакет и весь свой мертвый пантеон. Дочь Кобейна сейчас занимает своё место в первых рядах на разных показах мод. Хочется выпить молока. Хочется дешевых спидов. Хочется никогда больше не чувствовать одиночества. Но тебя ничто не спасет. Она всё ещё стояла в дверях, не сняв куртку, а он подошел, в застиранной майке и джинсах, и испугался. Зверя, который готов был вырваться и сожрать его.
Зверь не стал ждать. Именно поэтому это всегда длится так недолго.