Вернулась домой часов в девять. В метро так шаталась, что мне уступили место. Я открывала глаза, которые слипались невыносимо, и видела перед собой унылые размытые лица, которые глядели на меня обеспокоено. Доплелась до дома, поскальзываясь на льду, в своем огромном черном пальто. Вернувшись домой, я элегантно блевала, положив руки на сиденье унитаза. Секрет в том, я знаю, чтобы не вынимать пальцы из гортани подольше.
Предыдущим вечером, часов в семь, мы стояли на лестнице на четвертом этаже, смотрели, как стекает вода с высокого потолка по облупленным прохладным стенам. За спиной была дверь в офис нашего журнала, и все вокруг курили. Я не курю, но очень много времени жизни провела за сочувствием курящим, когда мялась с ноги на ногу рядом с ними, вдыхая, и мы разговаривали. Жизнь напоминает курение: вдох, выдох, много монотонных повторений, сердце и кровеносная система вытягивают из легких волшебный никотин, пускают его по венам, кровь очищается, банка полная окурков – и всё.
Мы говорили о смерти Маккуина. Смерть Александра Маккуина была сбоем в системе вселенной, мы решили. У него впереди было 20 изобильных лет карьеры. Кто-то должен был прийти к нему в тот вечер. Выпить или просто случайно зайти. Но так и не пришел.
Чтобы мир навсегда стал не таким, каким мог бы быть. Сами того не зная, мы лишились чего-то невероятно важного, когда он одним-единственным решением прекратил весь этот фасс, и неделя моды в Париже по-настоящему так и не наступила. «Момент решения – это безумие», - сказал мне Артем, редактор отдела «Город». Естественное состояние сознания – сомнение. Любое принятое решение – это шаг в безумие.
«Я не хочу в это прокрустово ложе возраста!» - кричал Артем через час. Точно сказано! Не удлинишься и не укоротишься, не отнять и не прибавить, только то, что есть, – лезь и раздумывай потом, а не лишиться ли головы, а? Мы открыли бутылку странного самодельного абсента. Он был светло-зеленый, дестракшн, залитый в бутылку. Единственный раз, когда Артем его пил, он упал на пол и разбил нос, потому что даже не сумел подставить руки. Мы боялись к тому же, что некачественная пластиковая бутылка успела немного раствориться в нем - и таким образом мы прикончим себе все мозги. Потом не выдержали все-таки и, допив залпом это пойло, пошли покупать коньяк.
Артем в новогодние каникулы пережил страх смерти. Тот ужасный, с которым иногда все сталкиваются, когда ты носишься по квартире и тебе мало места в собственной черепной коробке. И сердце колотится, потому что думаешь, вот сейчас я умру. Всё моментально становится таким ярким и свежим. Как?! Почему я? Невероятно обидно. Хуже, чем уронить ключи от квартиры в мусоропровод. Вот они были у тебя в руке – и их больше нет. И всё?
Мы допили коньяк с яблочный соком и пошли пешком, с крыш лилась вода и сыпался лед, в бар «Дружба» - средоточие мирового зла. Если бы «Дружба» закрылась, на другом конце мира распустились бы, наверное, прекрасные цветы, и все люди, которые даже не хотят, но всё равно туда ходят – обрели бы свободу. Встретили там нашего друга – он протянул мне стакан чего-то черного, и на втором глотке я поняла, что это «Егермайстер». С Наташей проглотили этот стакан «Егермайстера» на двоих. И слиняли.
В «Пьяной груше», стоило зайти, безумие сразу стучалось в твой череп. Не в своей тарелке среди первокурсников нашего местного колледжа свободных искусств. Я выпила чей-то чужой коньяк, который нашла, каждый глоток отдавался где-то в загривке. На пол обильно лилась кровь из чьей-то порезанной руки. Волшебство! Только что была только одна капля – и весь пол уже залит. Кто-то вызвал скорую. В это время рядом кто-то безумно наяривал на пианино “Whiskey Bar” Doors, “Ulysses” Franz Ferdinand и “Perfect Day” Лу Рида одну за другой. Боже, мы в 18 лет могли только слушать эти песни. Так мы и делали. А еще пили и дестроили себя довольно неумело. Как делаем до сих пор. До пяти утра они крутили классные песни, вроде “Jesus Died for Somebody’s sins” Патти. Потом мы поехали к одному из них.
Синяя стена. Вырезанный из бумаги логотип “Lucky Strike”. Заваленный хламом низкий диван. Книжка “Please kill me” на полке. Вторая комната, очень красивая, очень старая, с пианино и древним паркетом и книгами и еще чем-то, уже преображенная светом семи утра, который просачивался из окон. Для нас всех следующий день – это всё еще что-то новое. Ну и водка, да.
Мы начали пить. Им что-то во мне не нравилось. Они видели во мне диверсанта. Или я видела в них что-то такое, чего не было в действительности... Время сотрет эту жалкую разницу в три года. И мы все окажемся в одном поколении. Существует водораздел, который отделит одно поколение от другого. Этим разделением могут быть только дела. Будущие. Тогда-то и станет ясно, кто какому поколению принадлежал и что это всё значило. Построк и молочные коктейли. И что? И всё?
Есть одна притча. Китайский чувак (китайский мудрец, не знаю) шел по дороге и встретил тигра. Он бросился бежать и добежал до обрыва. Чтобы спастись от тигра, он прыгнул вниз и зацепился за ветку. Посмотрел вниз и увидел, что там его тоже поджидает пара тигров. Ветка начала трещать. Тут он увидел на ветке земляничину. Дотянулся и съел её. И эта земляничина была самой вкусной в его жизни.
Эту притчу я почерпнула в мультсериале King of the Hill. Её рассказал их лаосский сосед Кан. Не знаю, почему я о ней вспомнила.
В то утро, прежде чем блевать дома почти не переработанной водкой, я поняла одну вещь. Созидание нам не удается. Ну никак, и кому это вообще нужно, в мире стало всего слишком много. Кидать людей, царапать машины гвоздем – вот оно! Девендра Банхарт – прекрасный Шива нашего пантеона, знающий танец великого разрушения. Тысячи самолетом наполняют небо оглушительным шумом и доказана теорема Пуанкаре. А всё равно. «Стакан Егермайстера» приведет тебя по золотым кирпичам к разрушению.
Хотя, может, причина только одна. 21 год.
А парень на меня чем-то похож. picture из журнала Twin.
Комментариев нет:
Отправить комментарий